Борис Ильич вопросительно глянул на Рытвина-старшего.
– Я не против, – усмехнулся тот. – Пусть рискует, это его имущество.
– Но мальчик проиграет…
– Фиг, – сказал Костя. – Извините. Проиграете обязательно вы… Борис Ильич.
Отец засмеялся. Борис Ильич развел руками.
– Ну, что же. У меня племянник филателист. Будет ему царский подарок…
Костя сунул в нагрудный кармашек тяжелого костяного коня. Рывком двинул кресло вплотную к столику. Колени нависли над инкрустированным бордюром. А сам Костя навис над фигурами. И двинул левого слона.
– Ого, – сразу озаботился Борис Ильич. – Не ожидал. Впрочем, это не меняет дела. Мы вот так… – И передвинул ладью.
Костя сделал вид, что задумался. Думать было не о чем, все ясно, однако хотелось унять внутри нервы-струнки. А Борис Ильич (наверно, чтобы отвлечь противника) рассеянно проговорил:
– Странное, однако, хобби у вашего друга. Что за радость собирать шахматных коньков?
– У всякого в жизни свои радости, – тут же отозвался Костя (спор поможет успокоиться). – Одни собирают коньков, другие марки… А кто-то скупает акции и наращивает капиталы, тоже радость… – И переставил ферзя.
Краем глаза, он увидел, как грубоватое, будто из дерева вырезанное лицо отца, напряглось.
– Это влияние некоего взрослого приятеля, – небрежно объяснил он гостю. – Этакая помесь омоновца с толстовцем-богоискателем…
– Никогда он не был омоновцем! – искренне возмутился Костя. – Никого не бил и не калечил! До того случая…
– Ну да, слов нет, я ему благодарен, – поспешно согласился отец. – Но только вот его философия…
Борис Ильич привстал над столом, разглядывая фигуры. И, не подняв головы, спросил:
– А ваш приятель-философ… он разве не объяснил вам, что радость не в деньгах, а в тех возможностях, которые они дают?
– А он этого не понимает. Зачем их копить и копить, когда их и так уже на все хватает? Можно покупать иномарки и виллы, можно ездить по всем заграницам, командовать людьми… покупать милицию… Так ходить нельзя, вам будет шах… Можно ср… простите, какать в золотые унитазы, можно встречаться с любыми красавицами… а то и с мальчиками… есть такие любители. Знаете, наверно?
– Слышал, но… никогда не понимал. Странно. Вы словно адресуете это мне!
– Потому что вы ощупываете меня глазами, – улыбнулся Костя. – Даже щекотно стало.
– Что за чушь! Я… просто зацепился взглядом за пятнышко на вашей ноге. Странная такая родинка, белая, как снег…
Костя вдруг совершенно успокоился.
– Вы же знаете, что это не родинка, а след кипятка. Из того чайника с утенком, "Мистер Икс".
Борис Ильич быстро сел, приоткрыл рот и хотел встать снова.
– Сидеть, – негромко и бесцветно сказал отец. В руке его был маленький блестящий пистолет. Почти сразу в дверях молча встал рослый охранник Толя с миниатюрным автоматом "Узи".
Борис Ильич хлопнул губами:
– Андрей Андреевич, я не понимаю. Я… чушь какая…
– Константин, объясни, – ровно сказал отец.
– Я узнал по перстню. Там в подвале он…
– Но перстень у меня всего неделю! – взвизгнул Борис Ильич. – Это подарок друзей! Они подтвердят! Они…
– Там в подвале перстня не было, – сказал Костя. Он съехал с подлокотника на сиденье кресла и с удовольствием вытянул ноги. – На руке у Бориса Ильича незагорелый след от кольца. Конечно от другого. Сейчас, когда перстень он снял, я узнал этот след. На нем квадратная родинка. Я ее заметил в последний момент, когда выхватил у "Мистера Икса" чайник…
– Чушь какая! – повторил Борис Ильич тонким голосом. – Андрей Андреевич! В день похищения вашего сына я был в Пскове!
– Ага, это называется "алиби", – кивнул Костя. – Делается просто…
Отец не смотрел на Бориса Ильича. Смотрел только на сына.
– Константин, ты уверен, что не ошибся?
Костя медленно глянул в отцовское лицо. Потом на дрожащие пальцы "Мистера Икса". На его нервные губы… Откинулся к спинке.
– Да… кажется, я ошибся… Тут вот след на правой руке, а у того был, вроде бы, на левой… Ну да, на левой. Он держал чайник вот так, а рука вот здесь…
– Сию секунду извинись, – каменно сказал отец.
– Да, конечно… Борис Ильич, извините меня, пожалуйста, – выговорил Костя глубоко пряча в покаянном тоне злорадную нотку.
– Негодяй, – облегчением выдохнул отец. – Впрочем… Борис Ильич, вы должны его понять. Он натерпелся тогда, и это дает себя знать…
– Да понимаю я, понимаю! – Гость замахал длинными пальцами. – Никаких претензий!.. Только поймите и меня, Андрей Андреевич! Приходишь поговорить о контракте, и вдруг… Я, с вашего позволения, глотну коньяка.
– Глотните. И будьте уверены, что этот случай никак не повлияет на заключение контракта.
– Я надеюсь… – Бутылка нервно звякнула о рюмку.
– Константин, извинись еще раз и марш к себе, – велел отец.
– Я извиняюсь еще раз, – тоном инфанта произнес Костя. – Но как же игра?
– Нахал! После того, как ты чуть не довел гостя до инфаркта!..
– Нет, отчего же, отчего же! – засуетился Борис Ильич. – Все предано забвению, и я готов. Пари есть пари…
Отец вздернул плечи и отвернулся. Охранник Толя беззвучно исчез. Костя опять взгромоздился в кресло с ногами.
– Борис Ильич, вам шах…
– Увы, вижу… и отступаю.
– Можете переходить, если хотите.
– Зачем же? Не хочу.
– Тогда мат через два хода.
– Это как же? Ах, да… увы и увы… Да, я недооценил вас, молодой человек…
– Значит, я могу взять перстень? – простодушно сказал Костя?
– Константин! – рявкнул Рытвин-старший.
– А чего? – Костя сделал невинные глаза. – Если бы я проиграл и принес альбом, ты ведь не кричал бы "Константин!"
– В самом деле, Андрей Андреевич! – тут же поддержал Костю проигравший гость. – Пари дело нерушимое. И посему прошу… – Он придвинул перстень Косте, роняя оставшиеся на доске фигуры. – Хотя… признаться, мне жаль эту вещицу… А может быть, наличными? Колечко стоит тысячу, без обмана… А?
– Давайте! – простецки согласился Костя. – А то и правда, для чего мне кольцо?
Борис Ильич сунул пальцы во внутренний карман пиджака, извлек плоский бумажник. Аккуратно отсчитал десять стодолларовых бумажек. Посмотрел на отца.
– Андрей Андреевич, вы позволите дать это мальчику?
Отец на сей раз отозвался с подчеркнутым равнодушием:
– Я здесь ни при чем. Это была ваша игра.
Костя, улыбаясь (но кажется, не выигрышу, а чему-то другому), затолкал доллары в карман на шортах.
– Борис Ильич, извините еще раз… А сейчас я пойду.
– Сделай одолжение, – мрачно сказал Андрей Андреевич.
В дверях Костя оглянулся на отца. Как бы ни относились они друг к другу, но все же это были отец и сын, потому иногда понимали друг друга. Поняли и сейчас.
"Ты же знаешь, что это все-таки он ", – сказал глазами Костя.
"Я знаю, – ответил взглядом отец. – Но пока не время. Он мне нужен такой. Не преступник, а партнер".
"Будет у тебя на крючке?"
"Вот именно. Это сейчас важнее, чем следствие".
"Это и есть деловой подход? Ну, что ж…" – глянул на прощанье Костя.
Костя знал, как покинуть дом, не увязав за собой «хвостов». В углу сада он забрался на старую яблоню и отключил там камеру слежения. Ничего, подумают, что выключилась сама… В садовой решетке тяжелого чугунного литья он давно (когда еще не было той камеры) стальной пилкой перерезал несколько ветвей узора. Чугунный фрагмент можно было вынуть, а потом поставить на место – никто не заметит. За решеткой – налево, по траве, вдоль изгороди (ни в коем случае не вниз к реке – Иртушка просматривается!). А дальше – в чащу желтой акации, в проход между заборами, и там уже "ничейная территория"… Костя пользовался этим путем не часто и потому ни разу не попался.
Он выбрался к началу Библиотечной улицы, а затем в Трансформаторный переулок. Здесь в самом деле стояла трансформаторная будка, давно уже пустая. Костя укрылся рядом с ней в гуще доцветающей сирени (иногда все же интересно поиграть в разведчиков). Достал мобильник.